Неточные совпадения
Зимними вечерами приятно было шагать по хрупкому снегу, представляя, как дома, за чайным столом, отец и мать будут удивлены новыми мыслями сына. Уже фонарщик с лестницей на плече легко бегал
от фонаря к фонарю, развешивая в синем воздухе желтые
огни, приятно позванивали в зимней тишине ламповые стекла.
Бежали лошади извозчиков, потряхивая шершавыми головами. На скрещении улиц стоял каменный полицейский, провожая седыми глазами маленького, но важного гимназиста, который не торопясь переходил с угла на угол.
Утро великолепное; в воздухе прохладно; солнце еще не высоко.
От дома,
от деревьев, и
от голубятни, и
от галереи —
от всего
побежали далеко длинные тени. В саду и на дворе образовались прохладные уголки, манящие к задумчивости и сну. Только вдали поле с рожью точно горит
огнем, да речка так блестит и сверкает на солнце, что глазам больно.
Первый раз в жизни я видел такой страшный лесной пожар. Огромные кедры, охваченные пламенем, пылали, точно факелы. Внизу, около земли, было море
огня. Тут все горело: сухая трава, опавшая листва и валежник; слышно было, как лопались
от жара и стонали живые деревья. Желтый дым большими клубами быстро вздымался кверху. По земле
бежали огненные волны; языки пламени вились вокруг пней и облизывали накалившиеся камни.
Сразу
от огня вечерний мрак мне показался темнее, чем он был на самом деле, но через минуту глаза мои привыкли, и я стал различать тропинку. Луна только что нарождалась. Тяжелые тучи быстро неслись по небу и поминутно закрывали ее собой. Казалось, луна
бежала им навстречу и точно проходила сквозь них. Все живое кругом притихло; в траве чуть слышно стрекотали кузнечики.
— Чудеса завелись, — говорил один из них. — Послушали бы вы, что рассказывает этот мошенник, которому стоит только заглянуть в лицо, чтобы увидеть вора; когда стали спрашивать, отчего
бежал он как полоумный, — полез, говорит, в карман понюхать табаку и вместо тавлинки вытащил кусок чертовой свитки,
от которой вспыхнул красный
огонь, а он давай бог ноги!
Если же везде сухо, то степные пожары производят иногда гибельные опустошения:
огонь, раздуваемый и гонимый ветром,
бежит с неимоверною быстротою, истребляя на своем пути все, что может гореть: стога зимовавшего в степях сена, лесные колки, [Колком называется, независимо
от своей фигуры, всякий отдельный лес; у псовых охотников он носит имя острова] даже гумна с хлебными копнами, а иногда и самые деревни.
Тудаков этих, или по-здешнему дрохвов, на конях заезжаем и длинными кнутьями засекаем; а там, гляди, надо и самим с конями
от огня бежать…
Татары, спасаясь
от огня,
бежали в беспорядке навстречу разбойникам.
Вот еще степной ужас, особенно опасный в летние жары, когда трава высохла до излома и довольно одной искры, чтобы степь вспыхнула и пламя на десятки верст неслось огненной стеной все сильнее и неотразимее, потому что при пожаре всегда начинается ураган. При первом запахе дыма табуны начинают в тревоге метаться и мчатся очертя голову
от огня. Летит и птица.
Бежит всякий зверь: и заяц, и волк, и лошадь — все в общей куче.
Егорушка, давно уже ненавидевший Дымова, почувствовал, как в воздухе вдруг стало невыносимо душно, как
огонь от костра горячо жег лицо; ему захотелось скорее
бежать к обозу в потемки, но злые, скучающие глаза озорника тянули его к себе. Страстно желая сказать что-нибудь в высшей степени обидное, он шагнул к Дымову и проговорил, задыхаясь...
Кончив письмо, я еще долго стоял у окна, глядя в безлунную звездную ночь… По полотну
бежал поезд, но ночной ветер относил звуки в другую сторону, и шума было не слышно. Только туманный отсвет
от локомотива передвигался, то теряясь за насыпями, то выплывая фосфорическим пятном и по временам освещаясь
огнями…
Воды становилось всё меньше… по колено… по щиколотки… Мы всё тащили казённую лодку; но тут у нас не стало сил, и мы бросили её. На пути у нас лежала какая-то чёрная коряга. Мы перепрыгнули через неё — и оба босыми ногами попали в какую-то колючую траву. Это было больно и со стороны земли — негостеприимно, но мы не обращали на это внимания и
побежали на
огонь. Он был в версте
от нас и, весело пылая, казалось, смеялся навстречу нам.
Свет луны померк, и уже вся деревня была охвачена красным, дрожащим светом; по земле ходили черные тени, пахло гарью; и те, которые
бежали снизу, все запыхались, не могли говорить
от дрожи, толкались, падали и, с непривычки к яркому свету, плохо видели и не узнавали друг друга. Было страшно. Особенно было страшно то, что над
огнем, в дыму, летали голуби и в трактире, где еще не знали о пожаре, продолжали петь и играть на гармонике как ни в чем не бывало.
В
огонь и в воду
Готовы эти за тебя; немало
Поправились с тех пор, как Юрьев день
Ты отменил. А тоже бить челом
Сбираются тебе, что в лес
от них
Бегут крестьяне.
Ваня услыхал его крик, поглядел под лавку и закричал Маше: «
Беги, сгоришь!» Маша
побежала в сени, но
от дыма и
от огня нельзя было пройти.
Не прошло и двадцати минут
от начала пожара, как
огонь побежал уже по самому забору рынка.
В Апраксином переулке становится так жарко, что начинают загораться дома, противоположные рынку. Заливать их уже невозможно
от жару. Народ, валя друг друга,
бежит из этого переулка, — торопится не задохнуться и не сгореть заживо в пекле
огня и дыма.
Еще один поворот; и
от огня по воде навстречу нам
побежала длинная колеблющаяся полоса света — верный признак, что бивак был недалеко.
Привезли газеты. На меня вдруг пахнуло совсем из другого мира. Холера расходится все шире, как степной пожар, и захватывает одну губернию за другою; люди в стихийном ужасе
бегут от нее, в народе ходят зловещие слухи. А наши медики дружно и весело идут в самый
огонь навстречу грозной гостье. Столько силы чуется, столько молодости и отваги. Хорошо становится на душе… Завтра я уезжаю в Пожарск.
Катра властвует. Ее три комнаты — изящная сказка, перенесенная в старинный помещичий дом. Под окнами огромные цветники, как будто эскадроны цветов внезапно остановились в стремительном
беге и вспыхнули цветными, душистыми
огнями. Бельведер на крыше как башня, с винтовой лестничкой. Там мы скрыты
от всего мира.
— Не смогу хутор отстоять
от огня, не смогу? — горячо возразил Юрка. — Да не сгореть же хутору! Забыть болезнь надо в такое время! Ах, господи! Вот несчастье! Бедный папа! Митька,
беги, разбуди сейчас же женщин, да смотри, не испугай их зря-то. А только чтобы наготове были… да все ценные вещи вынесли подальше
от дома на всякий случай… Да Аркашку мне сюда! Аркашка смирный и не сбросит, как Востряк. Скорее Аркашку, а потом
беги будить!
Юрка остановил свою машину, вяло побрел в столовку. По проходам и лестницам
бежали вниз веселые толпы девчат. Девчата, пересмеиваясь, стояли в длинных очередях к кассе и к выдаче кушаний. Буро-красные столы густо были усажены народом, — пили чай, ели принесенный с собою обед или здесь купленные холодные закуски (горячие блюда в заводской столовке не готовились, — пожарная опасность
от огня: бензин). Весело болтали, смеялись, спорили.
В это время
огонь выбежал на свободу из-под клетки и распустил по ней свои многоветвистые
побеги. По днищу разлился пламенный поток. Сквозь пламя означились две темные фигуры. Они крепко обнялись… пали… и вскоре
от них ничего не осталось, кроме пепла, которым ветер засыпал очи зрителей. Железная клетка вся озолотилась; по оранжевым прутьям ее
бежали кое-где звездочки и лопались, как потешный
огонь.
А когда вспыхивала молния и облака вырисовывались тонкой встревоженной грудою теней, на поле
от края до края ложился широкий золотисто-красный
огонь, и колосья
бежали, склонив головы, как испуганное стадо, —
бежали в эту июльскую грозную ночь.
Маршалы и генералы, находившиеся в более близком расстоянии
от поля сражения, но так же, как и Наполеон не участвовавшие в самом сражении и только изредка заезжавшие под
огонь пуль, не спрашиваясь Наполеона, делали свои распоряжения и отдавали свои приказания о том, куда и откуда стрелять, и куда скакать конным и куда
бежать пешим солдатам.